|
Глава 9 – «Но помнил каждое, из редких тех свиданий» (скачать девятую главу в Word, в zip архиве можно здесь)
Подходила к концу первая рабочая неделя после моего возвращения из больницы. Это была неделя тоски по любимой. В советской армии тоже было понятие рабочей недели, с понедельника по пятницу. Суббота и воскресение считались выходными, а один из этих дней ещё и банный. В выходные дни мы не работали. А из офицеров в части оставался кто-нибудь один. В этот раз этим одним был старший лейтенант Витя Дутчак. Подходила к концу пятница, 21-е октября. - Дыма, к тэбэ дэвочка пришла – услышал я ломанный русский Джафара и, обернувшись, увидел Машу, стоявшую на пороге казармы. Я не смогу здесь подобрать нужных слов, что бы описать все нахлынувшие на меня чувства. Любые слова будут банальны. Да мне кажется, что трудно передать чувства влюблённости и любви не банальными словами. Все слова, образы и эпитеты, встречающиеся в отечественных и западных попсовых песнях о любви, я мог тогда к себе применить. Внешне же на меня смотреть было, наверное, смешно, ибо я стоял, и как дурачок, улыбался. Маша тоже улыбалась. Я бы сказал, что она вся светилась изнутри. В руке же у неё был тортик. - Привет – сказала она ставшим для меня родным голосом. Как выяснилось, Маша каждый раз ездила на выходные к родителям в село. Вот и теперь она тоже села в автобус, но проехала свою родную деревню, и вышла в Малых Борках. Где находится наша часть, она знала только примерно. Да и в поле, отделяющем её от деревни, была кромешная тьма. Маша шла по этому полю наугад и, что бы было поменьше страшно, напевала какую-то песенку. Когда вдали показался огонёк, она поняла, что идёт в нужном направлении. Большой иллюминации в нашей части никогда не было. С поля был виден только слабый свет, падающий из окон казармы, да и от фонаря, висевшего у входной двери. Маше и (особенно) тортику в казарме обрадовались все. Тут же был поставлен чайник, а на столе оказались двадцать армейский металлических кружек. Вид этих кружек тронул Машу. И то, как все ей обрадовались, тоже не могло не понравится. Каждый пытался с ней о чём-то заговорить, и Маша весело всем отвечала. На шум пришёл Витя Дутчак. - Товарищ старший лейтенант – обратился к нему я – ко мне девушка пришла. Можно она у нас останется? На улице уже ночь и совсем темно. Выяснив, кто такая Маша, и как она здесь оказалась, Витя Дутчак ответил: - Ну, если девушка прошла ночью так много одна, то пусть остаётся. Отрезав два кусочка тортика, чтобы угостить Лёшу и Рембо, мы пошли с Машей на вышку. Дорога туда была, не по полю, а в лесу, и на ней было ещё темнее. Но я мог пройти по ней с закрытыми глазами. Мы шли, держась за руку, и о чём-то тихо разговаривали. Лёша с Рембо никак не ожидали нашего прихода, и были очень обрадованы нам. Чайник был вскипячён и на вышке, но уже на четверых. А если быть до конца точным, то на двоих, т.к. мы с Машей торт не ели и чай почти не пили. На вышке мы просидели очень долго и, уже после отбоя, вернулись в часть. Двухъярусные кровати в казарме стояли по две рядом. Я спал на нижнем ярусе. Через проход от меня спал Камиль. А моим соседом по койке был Проша.
С соседом по койке делился, как с братом Своей ностальгией души.
Маша легла между мной и Прошей. Точнее, она легла на мою кровать, со мной рядом. Но не со стороны прохода, а с той стороны, где спал Проша. Раздеться она постеснялась, и легла одетой. Мы залезли под одеяло с головой и полночи шептались и целовались. Мешал нам этим заниматься только Проша. Он периодически начинал ржать, и делал нам замечания: - Хватит целоваться. Спать не даёте. - Проша, не мешай – говорили ему по очереди, то я, то Маша. И Проша снова начинал ржать. Утром я дал Маше то своё письмо, которое написал Пупку, и попросил, что бы она отнесла его в Тернополе на почту. - Я здесь своему другу про тебя написал – сказал я ей. - Да? И что же ты написал? - Написал, как есть. Что с тобой приеду. Что ты у меня очень хорошая – отвечал я – отправь, пожалуйста, это письмо. - Хорошо – ответила Маша. Мы попрощались, и она ушла. Настроение моё было, лучше некуда. Но, через небольшое время я вновь начал тосковать по своей любимой. И вот, где-то в середине следующей недели, я решил сделать ей ответный визит. Я прикинул, что если выйти из казармы после отбоя, то быстрым шагом я успевал на последний автобус в Тернополь. Время, когда едет первый автобус из Тернополя, я теперь тоже знал. Пока я был в Тернополе, на автовокзале, я изучил расписание. Получалось, что первый автобус из Тернополя в Гусятин проезжал Малые Борки где-то в районе шести утра. А подъём в нашей части был в семь. То есть, и к подъёму, на первом автобусе из Тернополя, я должен был успеть. До Тернополя было около семидесяти километров. И я решился на безумный поступок – свалить в самоход в Тернополь. Компанию мне вызвался составить Лёша. На вышку, где он жил, офицеры ночью не наведывались, и Лёша почти ничем не рисковал. Я положил, по отработанной схеме, шинель под одеяло так, что бы казалось, что спящий на кровати человек укрылся с головой, и вот мы с Лёшей уже спешим по полю к остановке. Мой план сработал безукоризненно. На трассу мы вышли минут за десять, до последнего автобуса. С солдат денег за проезд не брали, не смотря на то, что в этих автобусах всегда был кондуктор, и где-то через час–полтора мы были в Тернополе. Дорогу до общежития я вспомнил сразу, хотя прошёл по ней с Машей всего один раз, да и то в обратном направлении. Она проходила через парк, поднималась на небольшую горку, и ………… знакомое здание общежития и знакомый козырёк над подъездом. Лёша, с моей помощью, быстро овладел наукой залезания на этот козырёк по двери, и вот мы в общежитии. Надо ли говорить, как была этому рада Маша. Да и другие девчонки, надо сказать, тоже обрадовались. Лёша им всем очень понравился, и, оставив нас с Машей на ночь вдвоём, девочки куда-то Лёшу увели. Наутро (когда мы шли назад к автовокзалу) Лёша сказал мне, что ему понравилась Машина подруга Галя. - Слушай – уже традиционно спросил он – как ты думаешь, если я с Галей по Алма-Ате пройдусь, красиво будет? - Ты же с Иркой собирался по Алма-Ате проходиться? – смеясь, напомнил ему я о Машиной сестре. - Вот я и думаю – задумчиво отвечал Лёша – с кем будет красивее? С Иркой или с Галей? В казарму, на подъём, мы успели, и наше отсутствие замечено не было. Это и спровоцировало меня сделать самоходы в Тернополь регулярной традицией. Один я никогда не ездил. Иногда я брал с собой Малого. Но чаще моим спутником был Лёша. Дорогу от автовокзала до общежития, и сам автовокзал я выучил наизусть.
Мне родным стал Тернопольский автовокзал
Девочки провели нам с Лёшей ликбез по поводу творчества группы «Ласковый Май». Лёше даже понравилась песня про «Старый Лес». А песню «Белые Розы» мы вообще выучили наизусть. И даже как-то исполнили её на какой-то свадьбе в Малых Борках, заняв место перепивших музыкантов. Лёша очень неплохо играл на барабанах. До армии он был барабанщиком Алма-Атинской группы «Колокол». В тернопольском общежитии Лёша тоже время даром не терял. Он тонул в женском внимании, и куролесил там целыми ночами. То он катал на себе полуголых девок по этажу. То ещё что-то. Да я всего и не знаю. Только из его обрывочных рассказов. Я же каждую ночь оставался один на один с Машей. Мне уже стало казаться, что пора бы нам и отступить от данного мною обета, и я всячески (косвенно или впрямую) намекал об этом ей. Но Маша всё время чего-то боялась, и так мне это и преподносила. - Мне страшно – говорила она. Но, тем не менее, сказать, что у нас с Машей ничего не было – пойти против истины. Мы каждую ночь, когда я приезжал к ней в самоход, оставались в комнате одни, и было почти всё.
Свет фонарей обнимает рука темноты Город уснул, а над городом небо уснуло. Я запер дверь на замок от людской суеты. Свет погасил, в полутьме всё вокруг утонуло.
Да, я надеялся, верил, мечтал о любви. С нами любовь, с нами вера, мечта и надежда. Вновь ты со мной, поцелуй и покрепче прижми. Вновь ты со мной, и уже не мешают одежды
Вновь ты со мной, мы в единое что-то слились. Вырвать тебя из объятий моих невозможно. Новые сутки уже час назад начались Девичий стыд ты забудь, ночью многое можно.
Как же боюсь я обидеть тебя в эту ночь. Пусть я не сдержан, прости, и на то есть причины. Вновь ты со мной, и усталость уносится прочь. Вновь ты со мной, ты моя, я твой первый мужчина.
Вновь ты со мной, и страх детства уже позади. Словно боюсь, что отнимут, тебя обнимаю. Я отдыхаю, к твоей прижимаясь груди. Слышу стук сердца, любовь и тепло принимаю.
Только часы так жестоки сегодня ко мне. Жалко, что их тормознуть невозможно никак. Утро пришло, и луч солнца застыл на стене. Утро пришло, ты прости, если что-то не так.
Про мою любовь с Машей, от Вити Дутчака, узнали все офицеры полигона. И периодически, когда в части из них оставался кто-то один, меня отпускали в Тернополь полулегально. «Полулегально» - это значит, что офицер, который остался в части, мне разрешал уехать, но капитану об этом ничего не говорил. Один раз нас с Малым в Тернополь отпустил Лысый. Но сказал, что капитан приедет завтра, к подъёму, и чтобы мы утром, на построении, были как штык. Это было через два или три дня после того, как в моей службе исполнилась дата, называемая «сто дней до приказа». Это знаменательный день для любого солдата. Это день, когда до приказа о твоей демобилизации остаётся ровно сто дней. Существует старая традиция, бриться в этот день наголо. Считается, что как раз волосы должны успеть вырасти к дембелю до максимально длинного состояния, допустимого по уставу. И вот я побрился на стодневку налысо. За пару дней на моей голове появилась маленькая щетинка. Короче – уголовник уголовником. И в таком виде, в сопровождении Малого, я явился в Тернополь. Маше моя новая «причёска» не понравилась, но переделать было уже ничего нельзя. Чтобы не подводить Лысого, утром мы с Малым вышли пораньше, и оказались на автовокзале за час до нашего первого Гусятинского автобуса. Так рано мы пришли ещё и потому, что в эту ночь был переход с летнего времени на зимнее. Мы об этом помнили, но перестраховались, а вдруг бы автобус пошёл по старому времени. Одеты мы были в технуры. Т.е. – вроде бы и не гражданка, но и не форма. В форме мы вообще старались в Тернополь не ездить, во избежание неприятных встреч с патрулём. Но военные билеты с собой брали всегда, что бы за проезд в автобусе не платить. Напротив нас, на автовокзале, сели какие-то две девчонки. Они тоже ждали своего автобуса. Мы заговорили с ними о чём-то. Разговор потёк в непринуждённом русле. Мы все вчетвером шутили и весело смеялись, пока к нам не подошёл милиционер. - Давно освободился? – невежливым тоном спросил меня он, глядя на мою лысую голову. - Да я, как-то, и не сидел – ответил ему я. Русская речь в центре Тернополя сразу резанула его ухо. - А вы кто такие? - Да мы рабочие – включился в разговор Малой – мы в Малых Борках коровник строим. - А документы у вас есть? – продолжал допытываться страж порядка. - Документов с собой нет. Мы без документов в Тернополь приехали. Да мы сейчас уедем. У нас автобус через полчаса. Но это обстоятельство никак не остановило доблестного милиционера. - Пройдёмте – отрезал он, и со свойственной его братии манере схватил меня за локоть. Комната милиции была прямо в здании вокзала. Пока нас туда вели, Малой всячески делал мне знаки, что надо бежать. Но мне не показалось это возможным, и мы оказались в этой самой комнате милиции. Войдя туда этот мент, с присущей его профессии бесцеремонностью, принялся нас обыскивать. - Как это нет документов? – сказал он, наткнувшись на военный билет в моём кармане – а это что? - Это военный билет. - Ага, солдаты – обрадовался мент, и принялся звонить в Тернопольский военкомат – сейчас я сдам вас куда надо. Мы попытались объяснить ему, что нас отпустил старший лейтенант. Что если мы не приедем вовремя в часть, то мы его подведём. До отправления нашего автобуса оставалось всё меньше и меньше времени. Но дядя милиционер отступать не хотел. - Алё!!!! – радостно закричал он в трубку, дозвонившись до военкомата – пришлите машину!!! Мы тут ваших двоих задержали. Началось ожидание, сопровождаемое нашими беспрерывными просьбами. - Ну, пожалуйста!!! – просили мы его, меняя тон с жалостливого на обиженный – ну, отпустите нас, зачем Вам это надо? Поймите вы, ради бога, что мы человека подведём. Нас старший лейтенант отпустил до утра. Нам обязательно надо быть к подъёму в части. Раздался звонок телефона. Звонили из военкомата. - У нас нет сейчас машины – услышали мы из трубки. Нам некого послать. Все дома спят в такую рань. В военкомате только дежурный. Но милиционера и это обстоятельство не сдвинуло с выбранного пути. - Я ничего не знаю – отвечал он – я ваших поймал. Приезжайте и забирайте. Пусть пешком кто-нибудь придет. И он положил трубку. Наш автобус уже давно подали на посадку. До его отправления оставалось десять, девять, восемь, семь, шесть, пять минут. - Ну, товарищ сержант – просили его мы (вроде бы он был сержантом) – ну отпустите нас. Ну, пять минут до отправления автобуса осталось. Ну, мы сейчас уедем, и всё. И вы нас здесь больше не увидите. Но сержант был неумолим. Пять минут до отправления автобуса, четыре, три, две, одна, всё. - Ну, чего просить перестали? – злобно усмехнулся милиционер – я уже привык к вашим голосам. - А чего просить-то? – достаточно грубо ответил ему я – автобус-то всё равно ушёл. Как вдруг снова раздался звонок по телефону. Опять звонили из военкомата, и сообщили нашему неумолимому милиционеру, что они послали за нами прапорщика, и что этот прапорщик едет на автовокзал на троллейбусе. Мы спокойно дождались этого прапора, поняв, что уговаривать нашего мента бесполезно. Когда тот приехал, милиционер передал ему нас и отдал наши военные билеты, которые прапорщик положил к себе в правый карман шинели. - Пойдёмте - сказал он. Мы с ним сели в троллейбус. - Откуда вы такие? – продолжал прапорщик нас расспрашивать. Мы рассказали ему, что мы служим не в Тернополе, а в Гусятинском районе. Что у меня здесь любимая девушка. Что нас отпустил старший лейтенант. И что утром нам надо обязательно быть в части, чтобы его не подвести. Прапорщик посмотрел в наши военные билеты, чтобы убедиться, что мы действительно служим не в Тернополе. После чего задумчиво замолчал. Мы его, как и того милиционера, тоже попросили, чтобы он нас отпустил, но уже менее настойчиво. Честно говоря, мы потеряли надежду на то, что все просто так мирно закончится. - Судзуки – сказал мне Малой, когда прапорщик отошёл от нас, чтобы сесть – Судзуки, он наши военные билеты положил себе в правый карман шинели. Видел? - Видел – коротко ответил я. - Смотри – продолжал Малой – сейчас из троллейбуса выйдем. Я зайду к нему сзади, а ты спереди. Как я только руку в карман его шинели суну – ты бей ему в лицо. А я военные билеты вытащу, и бежим. Так мы и решили поступить. Я не знаю точно, куда мы приехали. Помню только, что это была конечная этого троллейбуса. Только-только начало светать. Какой-то сквер уходил от того места, где мы вышли. А в конце этого сквера стояло большое здание, постройки начала века. Видимо это был военкомат или комендатура. Согласно плану Малого, я тут же зашёл к прапорщику с лица, а Малой встал сзади него. Но прапорщик нас опередил. - Держите. Он вынул из кармана военные билеты и протянул нам. - Спасибо огромное!!!!! Мы схватили билеты, и впрыгнули в тот троллейбус, на котором только что приехали. Двери за нами тут же закрылись, и троллейбус поехал обратно. Выскочив на автовокзале, мы бегом добежали до платформ, где стоят пригородные автобусы, и увидели отъезжающий автобус на Сатанов. - Стойте – закричали мы водителю. Автобус остановился и впустил нас в переднюю дверь. - Здравствуйте. Мы солдаты. Нам очень надо догнать Гусятинский автобус. И мы вкратце рассказали водителю нашу историю. Автобус на Сатанов и автобус на Гусятин шли по одному маршруту до посёлка Гримайлов. Дальше Сатановский автобус уходил левее, от нужного нам направления. От Гримайлова до Малых Борок оставалось ещё примерно 14 километров. Наша теперешняя задача заключалась в том, что бы догнать ушедший Гусятинский автобус до Гримайлова. Уехал он уже давно. Но он же едет со всеми остановками. Да несколько остановок - долгих по времени (например, в городке Скалат). И водитель Сатановского автобуса решил нам помочь. - Поедем быстро – объявил он всем в громкоговоритель – не ходите, пожалуйста, по автобусу. Надо солдатам помочь. Останавливаться и стоять нигде не буду. Если кому-то где-то надо выходить до Гримайлова, то скажите мне, и подготовьтесь к выходу заранее. Я для Вас остановлю. И он втопил !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Ещё никогда я не ездил так быстро на автобусе. Для нас сидячих мест не хватило, и мы стояли рядом с водителем, глядя в лобовое стекло. Залетев в Гримайлов, мы увидели, что Гусятинский автобус отъезжает. Наш водитель стал ему сигналить и мигать фарами. Тот остановился. - Возьми двух солдат на борт – крикнул наш спаситель из окна тому водителю. Мы перепрыгнули из автобуса в автобус и, через несколько минут, были в Малых Борках. По деревне и по полю мы бежали бегом. А вдруг капитан приедет раньше подъёма, и зайдёт в казарму, чтобы проверить, все ли на месте? И мы успели вовремя. Лысого не подвели. Какой ценой нам это удалось, мы ему не рассказали. Но рассказали ребятам. Всех очень повеселил план Малого, когда я должен был дать в репу прапорщику, а Малой сунуть руку ему в карман. Спасибо тебе товарищ прапорщик, что ты избавил нас от этого поступка, и что оказался человеком. Спасибо тебе лихой водитель Сатановского автобуса. А вот тот мент оказался редкостный пидор. Ни денег ему за это не дали, ни спасибо никто не сказал, ни галочку он себе нигде не поставил. А вот очень ему было надо отправить нас за решётку в комендатуру! Свиданиями в Тернополе наши с Машей встречи не ограничивались. Когда она на выходные приезжала в село, то я всегда старался встретиться с ней. Свадьбы, с наступлением осени, потихонечку закончились. И ночью в самоходе в селе стало делать нечего. Но по выходным меня туда иногда отпускали и днём. Прапорщик Тарас дал мне даже однажды свой мотоцикл. Плечо у меня по-прежнему болело, и, памятуя падение с Джафаром, я не стал на этот раз садиться за руль. Меня вызвался отвезти Никита. Я сел сзади, и мы поехали. Маша оказалась дома, вместе с Иркой. И пока мы с Машей сидели одни в комнате, разговаривали и целовались, то Никита выпендривался перед Иркой, показывая мастерство вождения мотоцикла. - Ты видела, что он сделал? – прокричала Ирка, вбегая к нам в комнату – он заехал, прям на эту гору. Перед калиткой их двора сразу находится резкая, почти вертикальная гора вверх, на дорогу. Вот Никита и заехал по ней на мотоцикле. Маша удивилась такой прыти Никиты, но сказала Ирке, что бы она ни врывалась, а дала нам пообщаться. В другие выходные Маша сделала ответный визит к нам на полигон, и тоже на мотоцикле. А привёз её тот самый Андрей, который просил меня не подходить к ней в августе. Пока мы с Машей уединились в каптёрке, где я спел ей свеженаписанную песню про «Свет Фонарей», Андрей разговаривал в Ленинской комнате с ребятами. Когда они собрались уезжать, я отозвал Андрея в сторону. - Андрей – сказал я ему – я помню то, о чём ты меня просил. Но всё изменилось. Я влюбился. Не обижайся на меня, если сможешь. - Да я уже давно всё понял тоже – не зло ответил мне Андрей, и пожал руку. Было дело, что я даже прискакал к Маше в Товсте на коне. На том самом коне, на котором меня обожжённого хотел отправить прапорщик фельдшер в село. Когда я сказал, на чём я прибыл, то Маша даже не поверила мне, пока сама не увидела привязанного за фонарный столб коня. Но чаще я ходил к ней в село пешком. Меня отпускали в выходные на полдня, не больше. И один раз, когда мне надо было уже возвращаться, Маша решила проводить меня до части. Мы шли по полю, держась за руки. Дорога была не очень сухой, но по её кромке можно было идти. В одном месте поле пересекал арык с водой. Дорога проходила над ним по мосту. Вот на этом мосту всегда была жуткая грязь. По полю люди наезжали дорогу, чуть левее или правее основной, если та становилась непроходима. А если кто скакал на коне, ехал на телеге или на тракторе, шёл пешком, то он вообще мог двигаться не по дороге, а в стороне от неё. И лишь на этом мосту все пути сходились. Обойти или объехать его было нельзя. И вот грязь на нём была перемешана колёсами автомобилей, гусеницами тракторов, копытами лошадей, сапогами солдат, и ещё бог знает чем. Вот к этому мостику и подошли мы с Машей. - Перенеси меня через грязь – попросила она. - Я поднял её на руки и пошёл. Маша была для меня ношей не тяжёлой и приятной. Я нёс её, смотря ей в глаза и улыбаясь. Как вдруг мой сапог попал в глубокий след от лошадиного копыта. Я оступился и упал вперёд… прямо на Машу. Машу же я уронил в самую-самую грязь. Поначалу я даже рассмеялся, от нелепости ситуации. Но потом мне стало жутко стыдно и неудобно. Представляете, какой облом. Нёс героем любимую девушку… и «мордой в грязь». - Маша, прости меня, ради бога – сказал я - Да чего уж теперь – ответила она, улыбаясь. Мы дошли до казармы. Стирать Машину одежду бросились все. Сама она стояла в одном нижнем белье на табуретке, закутавшись в одеяло. А бойцы полигона отстирывали её брюки и куртку. Потом их повесили сушить. Не принимал участие в этой большой стирке только один человек. Это был я. Я сидел на табуретке, напротив Маши, смотрел на неё и что-то говорил. Мне было смешно и, вместе с тем, жутко стыдно за то, что я так нелепо уронил свою любимую в грязь. Причём сам, упав на неё сверху, остался почти чистым.
Далее - глава 10 - "В лес, по дрова"
КНИЖКА "Точка Невозврата" - начало Официальный сайт группы SOZVEZDIE - Вход
|
|||