Глава 5 – «Самоходы»

 (скачать пятую главу в Word, в zip архиве можно здесь)

 

Походами в село Товсте география наших самоходов не ограничивалась.  Она простиралась от районного центра, города Гусятин, с одной стороны, до посёлка Гримайлов с другой, и до города Сатанов, с третьей.  Если вы подойдёте к подробной карте Украины, то увидите, насколько широк был наш размах.

Это лето было насквозь пронизано нашими самоходами. Я думаю, что мы бы могли претендовать на место в книге Гиннеса, по количеству самовольных увольнений за одно лето.  В самоходы мы ходили каждую неделю. А иногда и по несколько раз в неделю. Порой мне казалось, что в самоволках мы бывали каждый день.

Если в каком-то, из ближайших сёл, была свадьба, то мы были завсегдатаями на ней. Нас никто не приглашал, но и никто никогда не выгонял со свадьбы. Как таковой конфликт с местным населением, когда мы пришли незваными гостями, я помню только один. Случился он, толи в Раштовцах, толи в Постоливке (это два села, находящиеся рядом друг с другом).  Там Квадратный с кем-то не поладил, в результате чего случилась драка.  Но это был один единственный случай. В основном всё проходило мирно. Иногда в этих самых самоволках случались достаточно прикольные истории. Я здесь расскажу о некоторых из них.

В каком селе будет свадьба мы, как правило, знали заранее. Свадьба в западноукраинских сёлах – это пир на весь мир. Гуляло всё село. А то и несколько сёл сразу. Поэтому никого не задевала проблема, что на свадьбе могут присутствовать ещё несколько человек солдат.  Во дворе, перед домом жениха или невесты, ставилось много столов, на которых было изобилие угощений. Разнообразием оно не отличалось. Как правило, на всех свадьбах на столе стояло одно и то же. Но, надо отдать должное, всегда было вкусно. Сверху двор закрывался огромным шатром, от дождя. Не редко в роли этого шатра выступал парашют, который ранее был украден каким-нибудь прапорщиком или солдатом с нашего полигона, и продан хозяину этого двора.

Если свадьба была в Малых Борках, то это избавляло нас от многочасового хождения. До Малых Борок было всего два километра по полю.

И вот мы вышли, как всегда после отбоя, как всегда положив шинели под одеяла, чтобы создавалось ощущение, что мы спим на своих койках. Нас было пятеро, насколько я помню. Я, Лёша, Малой, Гоча и Джафар.   Отойдя от казармы метров сто, мы заметили, что нас не пятеро, а шестеро. С нами шёл Тайфун. Это наш пёс – любимчик обитателей полигона. Он жил в будке, рядом с казармой. Служил он не плохо. Ничего целыми днями не делал, и был предоставлен самому себе. И вот, один раз решил свалить с нами в самоход.

- Тайфун, ну-ка давай домой! – закричал на него Лёша  и затопал устрашающе ногами.

- Чего тебе, жалко, что ли? – спросил у него я – пусть с нами идёт.

- Да неудобно – отвечал Лёша – Что люди скажут? Сами на халяву пришли. Да ещё и собаку с собой привели покормить.

Нам показались логичными Лёшины слова, и мы стали прогонять Тайфуна домой, в часть. Но он никак не хотел уходить. На поле колосилась высокая рожь. Тайфун отставал от нас, прячась в ней. Но потом опять догонял и шёл по пятам. В конце концов, Лёша отвесил ему хорошего пинка ногой. Тайфун взвизгнул и скрылся в темноте ночи.  Мы пришли в село. Нас, как всегда, пригласили за свадебные столы. У нас была возможность убегать в самоход только после отбоя, когда свадьбы были уже в самом разгаре. Все гости, к тому моменту, бывали уже изрядно выпившие. А иногда нам было непонятно вообще, кто здесь жених и кто невеста. Но это нас не особо задевало. Вот и в этот раз мы сели за столы, где уже рекой тёк самогон, и пелись песни. В стороне играли приглашённые музыканты.  Было весело. Мы стали усиленными темпами догонять состояние окружающих. Самогона было много, и нам это быстро удалось. И вот, где-то часа через полтора. Когда Лёша уже спал, уронив голову на стол, ко мне подошёл Гоча (или Гочай, так мы его ещё называли).

- Дима – сказал он – Тайфун пришёл.

Я обернулся, и увидел рядом с собой довольную морду Тайфуна, который всё-таки сходил в самоход и попал на свадьбу. По морде было заметно, что он горд и доволен этим обстоятельством. И ещё было заметно, что он тоже не прочь полакомиться со свадебного стола.

- Хлопцы, это ваша собака? – спросила нас бабулька, явно имеющая непосредственно родственное отношение к основным виновникам торжества. Она следила за порядком, и убирала грязную посуду со столов.

- Нет, не наша – коротко ответил нетрезвый Малой, вспомнив тот повод, из-за которого мы не хотели брать Тайфуна с собой изначально.

- Откуда же она здесь взялась? – засокрушалась бабушка.

- Мы не знаем, но это не наша собака – отвечали мы.

Тем временем добрый Джафар, проявив сострадание к Тайфуну, и прочтя в его глазах жгучее желание присоединиться к пиршеству, собрал со всех столов тарелки с колбасой, поставил их перед собой, и стал кормить этой колбасой Тайфуна. При этом он приговаривал на ломанном русском, с неприкрытым азербайджанским акцентом:

– «Нэ, нэ наша собака. Тузик, на, на, ешь. 

Видимо ему казалось, что эта бабушка просто обязана была знать, как зовут собаку с полигона. И называя Тайфуна Тузиком, он, тем самым, давал понять, что это не наш пёс. Но кормил колбасой его не скромничая.

Поняв, что собака не наша, бабушка запереживала за безопасность самого Джафара.

- Хлопчик – стала говорить она ему - не трогай её. Вкусит (что означало – укусит), вкусит, не трогай, раз не ваша собака.

Не понятно, с какого момента Лёша, спавший головой на столе, слышал этот диалог, как вдруг он вскочил.  Силой стукнул кулаком по столу, так что посуда подлетела и, перевернувшись, упала на тоже место, и закричал на всю свадьбу:

- Да не вкусит!!!!! Це ж солдатский пис!!!!!

Лёша спьяну хотел продемонстрировать свои недюжинные познания в украинском языке,  потому вместо слова «пёс», выкрикивал «пис». Он считал, что именно так будет звучать это слово на-украинском.  На самом же деле оно произносится по-другому.

Многие из гостей тут же обернулись на Лёшу, не поняв в чём дело. Даже музыканты прекратили играть. Лёша к тому моменту забыл о собственной версии того, почему Тайфуна не надо было брать с собой на свадьбу. Но мы-то это хорошо помнили. Потому и стали вновь убеждать растерявшуюся бабушку, что собака не наша. А Лёшу нам с Малым удалось успокоить и посадить назад. Он не особо сопротивлялся. Сел, и тут же уснул снова.

Джафар же продолжил скармливать Тайфуну колбасу со всех свадебных столов, благо Гоча подтащил ему новые тарелки.

- На, Тузик, на, кушай - приговаривал он.

- Хлопчик, не трогай, вкусит – вновь заволновалась бабушка.

- Нэ, нэ, нэ вкусит. На, Тузик, на – упрямо продолжал заниматься своим делом Джафар, не внимая предостережениям бабушки.

- Хлопчик, не трогай, вкусит.

- Да не вкусит!!!! Це ж солдатский пис!!!!! – вновь раздалось на всю свадьбу. Это Лёша вновь вскочил со своего места, и тарелки рядом с ним вновь взлетели в воздух.

И снова мы с Малым его успокоили и усадили за стол. И снова Лёша уснул. И снова нам удалось убедить бабушку в том, что Тайфуна мы видим в первый раз.  И вновь Джафар продолжил скармливать ему колбасу. И снова бабушка запереживала за его безопасность: «Хлопчик, вкусит».

И снова, на всю свадьбу: «Да не вкусит!!!!!! Це ж солдатский пис!!!!». И опять всё по кругу. Этот сценарий повторился раз семь. После чего мы с Малым решили положить этому конец, и, взяв под руки Лёшу, покинули веселье. Тайфун ушёл вслед за нами, так и не поняв причину столь раннего нашего ухода. На следующее утро, как только Лёша проснулся, ему тут же было сказано: «Да не вкусит!!!! Це ж солдатский пис!!!!!!!!!»

В другой раз случилась не менее смешная история.    

Бибис как-то случайно глотнул бензин, и попал в Гусятинскую больницу с отравлением. Капитан попросил несколько добровольцев сдать для него кровь. Поехали мы с Лёшей. И, если я не ошибаюсь, ещё Малой и Фусс (Юра Фуссу).  Кровь мы сдали, и пошли гулять по Гусятину. В каком-то лесопарке познакомились с девчонками. Мало того, договорились, что приедем к ним вечером (хотя не собирались). Одна (звали её Наташа) даже дала нам свой адрес.

Вечером того же дня мы собирались уже ложиться спать. Как вдруг приходит Камиль и говорит, что в части из офицеров остался один Лысый, да и тот спит, в дрова пьяный.

- Слушай – сказал на это Лёша – мы же с девками в Гусятине договорились. Едем в Гусятин.

Мне эта идея понравилась сразу. Благо, Проша только что починил УАЗик. Я ему тут  же сообщил, что мы поедем на его УАЗике.

- Да там нет тормозов – взмолился Проша – там даже тормозной жидкости нет.

Но такая фигня нас остановить не могла. Мы тихонько выкатили УАЗик, завели его, и поехали.  Незадолго до этого Капитан, зачем-то, закрыл на замок шлагбаум, стоявший у основного выезда, что напротив казармы. Оставалось всего две дороги из части. Одна уходила в лес, в сторону вышки и полигона. Другая же (по которой мы и ездили в село) проходила мимо домика офицеров. Мы решили не испытывать судьбу, и не проезжать мимо домика, где спал Лысый.

- Я в лесу все дороги знаю - уверил нас Лёша, и мы решили проехать через лес. Кроме меня и Лёши с нами поехали Камиль и Виталик. Перед тем, как выехать я подумал о том, что же мы будем говорить, если нас вдруг остановят ГАИ или патруль.

- А я одену технуру и скажу, что я ваш офицер - сказал Лёша.  

Технурой мы называли техническую форму одежды. Она была тёмно-синего цвета, и на ней не было никаких знаков различия.  В ней было совершенно непонятно, в каком ты звании. Так мы и сделали. Все уже спали, и в казарме было темно. Лёша на ощупь нашёл первую попавшуюся технуру, одел её и мы поехали (как я уже сказал) в сторону леса.

- Я здесь все дороги знаю - уверял Лёша – Вот сейчас за пасекой направо, за тем деревом налево.

Мы ехали по его указаниям. Через какое-то время любое ощущение дороги под колёсами нашего УАЗика пропало.  Мы пробирались по девственному лесу, и в конце концов застряли. Причём, Лёша всё равно продолжал утверждать, что он все дороги в лесу знает. Застряли мы сильно, так что нам четверым не удалось вытолкать машину. В конце концов, я вернулся пешком в часть, завёл ЗИЛ с прогоревшим глушителем, и поехал в лес, случайно нажав на сигнал, когда выкручивал руль. Но Лысого ничего это не разбудило. Мы выдернули тросом УАЗик из плена и вернулись в часть. Слушать Сусанина Лёшу мы больше не стали. Мы решили, что раз Лысого не разбудила езда на грузовике, без глушителя, и то, что я при этом ещё и бибикал, то тихо едущий УАЗик, под его окнами, его точно не разбудит.  Так и случилось. В Малых Борках мы решили запастись самогоном, зайдя к некому деду Грицаю. У деда Грицая самогон был на продажу всегда. Да и завалиться к нему можно было в любое время суток. Солдатам он был рад в независимости от того день за окном или ночь. И в этот раз самогон у него, конечно же, был. Но бутылки не было. И нам налили самогон в термос, который лежал у Проши в УАЗике. И вот мы уже едем по дороге на Гусятин. Я за рулём. Справа – Камиль. Сзади Лёша и Виталик, который разливал всем самогон из термоса.

- Тормози! - крикнул мне Камиль, когда я, на слишком большой скорости, входил в поворот. 

- Чем тормозить? Тормозов то нет!

- Как нет?

- Так нет – и в доказательство своих слов я несколько раз нажал на педаль тормоза.

Машина продолжала ехать, как ехала.

Эта информация была новой для Камиля, и лишила его спокойствия.

Он открыл дверцу, рядом с собой, и не закрывал её до самого Гусятина.

- Что бы я успел, в случае чего, выпрыгнуть – пояснил он.

И вот мы уже в Гусятине. Сделав на нейтралке несколько кругов вокруг центральной площади, что бы остановиться, мы вышли из машины. Фонарь на улице освятил Лёшу, и все увидели, что его технура вся измазана краской.

- Ты чего, другую взять не мог? Она же вся в краске.

- Да там ничего не было видно. Взял первую попавшуюся.

Ну, чего теперь говорить? В краске, так в краске. И мы с Лёшей пошли по, данному нам днём, адресу. Наташину квартиру мы нашли быстро, и позвонили в дверь. Было три часа ночи! Дверь открыла бабушка!

- Здравствуйте, а Наташа дома? – поинтересовался Лёша в три часа ночи.

- А вы кто такие, хлопчики?

-  А мы маляры из Тернополя. Остановку красим – быстро сообразил, что сказать Лёша, очевидно вспомнив, что весь измазан в краске.

Маляры! Из Тернополя! И в три часа ночи красят в Гусятине какую-то остановку. Видимо, эта информация не показалось бабушке правдивой, и Наташу она звать не стала.

- Наташа спит – отрезала она, закрыв перед нами дверь.

Мы сели в УАЗик и поехали назад, допивая самогон из термоса.

- Лёша. А почему маляры из Тернополя? Почему остановку мы красим? Какая остановка в три часа ночи? – спрашивали мы.

- Да не знаю я. Чего в голову пришло, то и сказал.

В одном самоходе, на свадьбе в Постоливке, я узнал, что такое спотыкач. Мы сидели с Малым. Головы трезвые. Пора идти в часть, что бы успеть к подъёму. Я встал из-за стола и тут же упал. Идти я не мог, при этом всё понимал. Кое-как я выполз  на улицу.

- Малой – сказал я – если ты можешь идти, то иди. Я идти не могу.

Малой предложил меня донести, но это предложение было из области абсурда. Я был в полтора раза выше него, к тому же шире в плечах. Я уговорил Малого, что бы он шёл один, и упал там, где стоял. Проснулся я, где-то, через полчаса и сообразил, что лежу под задними колёсами МАЗа.  Хорошо, что на нём никто не сдал назад.  Я встал и опять понял, что идти я не могу. Кое-как, держась руками за МАЗ, я добрался до его кабины. Дверь оказалась не заперта.  Я открыл её, залез в кабину, лёг и уснул.  Меня разбудил водитель, который, узнав,  что я опаздываю на подъём, довёз меня  до части. На построении я стоял, как штык. Спасибо тому парню. И спотыкачу за то, что отпустил мои ноги.

В Товсте же однажды мы устроили фейерверк, с приключениями. Дело в том, что когда на нашем полигоне проходили полёты, то кроме бомб с самолётов сбрасывали ещё и трассера. Они не всегда загорались, и порой падали на землю целыми и невредимыми. Мы их находили и поджигали. Фейерверк получался непередаваемый. Если в одном селе зажечь, то в соседних видно зарево. Потушить его невозможно, пока сам не догорит. А ещё у нас были ракеты. Сами ракетницы (типа пистолетов) у нас забирали, и выдавали на время полётов. А ракеты всегда оставались лишние. Мы их тоже поджигали и запускали. И вот мы пошли в Товсте на свадьбу, вооружённые трассером и ракетами. Нас, как всегда, пригласили. И мы решили сделать молодожёнам подарок.

- Сейчас будет салют - объявили мы,  после чего установили вертикально трассер, который  было не так-то легко зажечь. Поэтому, мы сверху насыпали порох, и стали поджигать его. 

- А давайте поставим на него ракету – предложил я – трассер загорится, и ракета взлетит вверх. Красиво будет!

Так мы и сделали, но из-за имеющейся на трассере маленькой металлической петельки ракета никак не становилась ровно, наклоняясь в разные стороны. Тогда, по моему предложению, мы подложили под ракету спички, установив её вертикально, и подожгли порох. Я не знаю, чем я думал, когда всё это предлагал. Но, естественно, спички тут же перегорели. Ракета упала на бок и выстрелила, прямо в сторону жениха и невесты.  Все бросились под столы. Никогда, ни до этого случая, ни после, я больше не видел такой картины. Ракета, почему-то, стала летать по кругу, внутри свадебного шатра. А все гости и молодожёны в страхе забились под столы, что бы переждать опасность. Надо ли пояснять, что эту свадьбу мы продолжили отмечать уже за воротами общего веселья.

Это был, едва ли, не единственный случай, когда я был в Товсте, и ко мне не подходила Маша. Всегда, когда я туда приходил (а приходил я в Товсте достаточно часто), Маша находила повод подойти и поговорить со мной. Я стал относиться к ней, как к своему хорошему товарищу.

Как-то мы снова пришли в Товсте, когда там была свадьба. Нас было человек пять – шесть. Всегда за воротами двора, где проходит веселье, бывает несколько человек взрослых, которые и приглашают нас присоединиться. Но в этот раз за воротами никого не было, и ворота были закрыты. Бесцеремонно войти мы постеснялись, и я попросил пробегающего мимо мальчика позвать нам Машу. Она наверняка там, на свадьбе, решили мы. Так оно и получилось. Мальчик вошёл в центр веселья, когда там была музыкальная пауза, и громко объявил:

- Маша, к тебе там рота солдат пришла!

Вы представляете реакцию окружающих? Вся свадьба повернула свои головы в Машину сторону, которая поспешила выйти из-под пламенных взоров, и подойти к нам.

Надо признаться – мне было всегда очень приятно общаться с Машей. Говорила она, как правило, ни о чём. Но говорила всегда много. Я тоже за словом в карман не полезу. Лёше же приглянулась её младшая сестра Ирка. Это была очень симпатичная девочка, к которой подошло бы определение «пацанка». Боевая, весёлая, не много грубоватая в общении, и очень открытая.  Лёша пытался с ней флиртовать.

- Дима – спрашивал меня он – как ты думаешь, если я с Иркой пройдусь по Алма-Ате, красиво будет?

- Да она же ещё совсем маленькая – отвечал я.

Ирка была на полтора года моложе Маши, а самой Маше ещё не было восемнадцати.

- Ничего, подрастёт – отвечал Лёша.

Надо отметить, что Лёша был удивительный бабник и ловелас. Он говорил, что в Алма-Ате у него есть жена, родившая ему ребёнка, но при этом постоянно в кого-то влюблялся.  Как выяснилось позже, официальной жены в Алма-Ате у него не было.

Один раз на полигон, как на экскурсию, приехала младшая сестра старшего лейтенанта Вити Дутчака, со своей подругой. Экскурсионный маршрут их привёл на вышку, где были в тот момент Рембо, Лёша и я. Мы мирно выпивали самогон, и никому не мешали. Девчонки, заглянувшие к нам в гости, не могли нас не порадовать. Мы предложили им присоединиться, и они согласились. Немного выпив, мы решили к ним пристать. Но девчонки стали сопротивляться. Тогда мы сказали, что сейчас устроим им тут баню, и стали лить воду на печку. Мол, сейчас станет жарко, и всё равно раздеться придётся. Рембо сел у двери.

- Серёга – говорили мы ему – никого не выпускай.

- Я как стена – отвечал нам Рембо.

Мы уламывали девчонок. Лили воду на печку. Девчонки пытались убежать.

- Рембо, держи оборону

- Дима, я как стена! – вновь и вновь повторял Рембо.

Эта фраза надёжно прицепилась к нему. 

- Рембо, ты как стена? - окликали его все до дембеля

Ничего тогда с девчонками у нас не получилось. Всё закончилось шутками и смехом.  Но, сестра Вити Дутчака так сильно влюбилась в Лёшу, что постоянно просилась на полигон снова. А потом приехала к Лёше, в секрете от брата.

Конечно, не все наши самоходы проходили незаметно. Когда мы попадались, то капитан придумывал нам наказания. Один раз мы с Лёшей копали глубокую яму, для овощей. Копали мы её в том месте,  где нам показал сам капитан. Но, выяснилось, что выкопать эту яму надо было в другом месте. Так что потом попавшиеся в самоходе Никита и Квадратный её закапывали. Яме, которую выкопали Нурумбет с Кукуком, повезло больше. Она оказалась выкопанной в нужном месте, и над ней Стас построил новый туалет. Я уже писал об этом. Но не писал, за что же Кукук с Нурумбетом копали ту яму. А дело было так:

Поехал Никита в село в магазин. По просьбе лейтенанта Калинина купил там бутылку водки. И просто дал подержать её Кукуку с Нурумбетом, сидящим в кузове. Они и подержали. Нашёл их через несколько часов в лесу всё тот же лейтенант Калинин. Причём, нашёл он сначала Тайфуна, который навзничь лежал на дороге.

- Я подумал, что Тайфун умер – рассказывал, смеясь, лейтенант Калинин – а ближе подхожу, смотрю, две пары ног из кустов торчат. Смотрю, Нурумбетов с Кукуком. От обоих разит за километр, и на ногах не стоят. Никитин, ты зачем Кукука с Нурумбетовым напоил?

- Да я им только подержать дал – оправдывался Никита – кто же знал, что они так, без закуски, без запивки.

Когда стало понятно, что ям больше нигде копать не надо, то капитан приказал мне, за залёт в самоходе, выкорчевать пни около вышки. Это были здоровые пни, с огромной корневой системой. Повозившись полдня с топором и лопатой, я придумал более лёгкий способ. Я привязал танковый трос к этим пням, и, в несколько рывков ЗИЛа 157, выдернул их из земли по одному.

Вообще капитан Горбенко был великий выдумщик на работы. То мы все откалывали огромные камни от гор Прикарпатья, и кидали их в лужи на дороге, что бы их осушить. То вырубали в лесу, вдоль дороги, деревья, что бы солнце лучше сушило эту самую дорогу. Самая бредовая его идея была расставлять в лесу посты, во время полётов. Чтобы когда самолёты летают, и сбрасывают бомбы, никто, не заметив этого, не поехал на полигон сено косить. Территория полигона была огромной.  Просёлочных дорог к нему, сквозь лес, вело много. Капитан поставил четыре поста. То есть – четыре человека, в разных местах, в лесу. Почему он решил, что люди пойдут косить сено именно в этих местах – никто не понял. И что же мы должны были делать, если непослушные крестьяне всё-таки проедут мимо нас. На этот случай нам выдавалось по ракетнице. Мы должны были пустить вверх ракету, что бы полёты остановились. Ракеты мы запускали вверх сразу все, что у нас были. Но, никто полёты не останавливал. Наш салют оставался незамеченным. И, коль скоро для нас  казалась абсурдной ситуация, что кто-то пойдёт косить траву под падающими на голову бомбами, то мы не стояли на этих постах. Мы собирались все вчетвером в условленном заранее месте, и шли в какое-нибудь село. Возвращались мы в часть часа в три ночи, когда полёты были закончены.

Но в основном я продолжал этим летом выполнять работу водителя на «старом» ЗИЛе 157. Как-то раз у меня сломался передний мост, недалеко от вышки. Я понял, что мне надо его поменять на мост, снятый с машины, привезённой под расстрел. Я доложил об этом капитану и сказал, что мне нужно несколько дней, а также Лёша, Проша и Малой в помощь. Никита привёз нам новый мост, и дней шесть или семь мы, якобы, его меняли. Мы посетили все соседние сёла, загорали, купались. Через неделю доложили, что мост  заменён и машина исправна. Капитан нам высказал благодарность, и дал выходной. Где-то через месяц  ломается такой же мост на другой машине. Мы упустили этот момент, а Бибис  взял и всё сделал за полдня.  Он один поменял мост, и доложил об этом капитану.

-Ну, кто тебя гнал, Бибис?

На этот вопрос он только пожимал плечами. Мы же услышали в свой адрес другой резонный вопрос из уст капитана:

- Что мы делали неделю вчетвером на вышке?

Этим летом капитан добился увольнения из армии старшины Иванова. Я уже писал об этом ранее.  Старшина Иванов поселился в Малых Борках. А на его место (на должность старшины) пришёл, кто бы вы думали? Прапорщик Стец!!!!! Помните? Тот самый, что в Чорткове обещал научить меня служить, как надо. Увидев его, я очень расстроился. А прапорщик Стец, похоже, даже обрадовался.

- Судзиловский!!!! – радостно закричал он – я же говорил, что сделаю из тебя настоящего солдата.

Забегая вперёд, скажу, что он не стал очень сильно усердствовать в этом направлении. Коммерческая жилка в нём возобладала. Он сразу по достоинству оценил покупательскую способность местного населения, и стал воровать и продавать в окрестные сёла всё, что плохо лежит.  К тому же перед ним замаячила возможность перевестись на службу в Германию, чему он очень обрадовался, и старался максимально хорошо подготовить себя к этому материально.

 А ещё в самом начале этого лета меня, в дополнение ко всему, на общем собрании обитателей полигона «Сатанов» избрали комсоргом. А Лёшу Кривобоченко моим заместителем, и ответственным за культмассовые мероприятия. Это избрание было для меня и смешным и знаковым. Дело в том, что ещё в десятом классе меня исключили из комсомола за то, что я воровал и сжигал школьные журналы. Как сейчас помню злорадство, по этому поводу, некоторых моих учителей. Они были уверенны, что испортили мне биографию на всю жизнь. Но сразу после школы, на конноспортивном комплексе «Битца», куда я устроился на работу разнорабочим, меня снова приняли в комсомол. Причём, особо не спросив на то моего желания. 

- Не комсомольцев у нас быть недолжно - сказал мне тамошний комсорг.

Когда меня и ещё одну девушку (работающую конюхом) привезли в райком, то я увидел там знакомую картину. Бедные перепуганные пионеры учат наизусть биографию и ордена комсомола. Руки у них трясутся от волнения. Экзаменаторы строги. А вдруг что-то не правильно скажут. И тогда не видать им комсомола, как своих ушей. Я всё это сам проходил в девятом классе. Но мой второй приём в комсомол был значительно быстрее и шокировал меня своей циничной простотой.

- Рабочая молодёжь приехала – сказал кто-то, и всех пионеров выгнали в коридор.

Мы сели на первый ряд стульев.

- Решили? – спросил нас районный секретарь комсомольской организации и (не дожидаясь нашего ответа) протянул нам комсомольские билеты.

- Молодцы!!! – стали говорить все, кто там находился, и пожимать нам руки.

Всё! Приём в комсомол был закончен!

И вот, на полигоне, комсоргом избирают уже меня. Капитан Горбенко ни как не мог смириться с этим выбором моих товарищей по службе. И в конце лета он вызвал из Чорткова какого-то генерала (политработника), что бы тот  помог ему переизбрать меня из комсоргов. Собрали экстренное собрание. Генерал прочёл лекцию, на тему того, что комсоргом должен быть самый лучший и достойный человек. И что я, по их с капитаном мнению, ну ни как таким человеком не являюсь. Потом устроили голосование, и все (единогласно) вновь проголосовали за меня. Тогда генерал перекурил и повторил свою лекцию о роли комсомола в советском обществе, и роли комсорга в комсомольском коллективе. На этот раз он был ещё красноречивее. Приводил разные примеры из героической истории Комсомола. Потом устроил повторное голосование. И снова большинство голосует за меня.

Тогда Генерал с Капитаном выбрали тактику точечной обработки. Они удалились и стали по одному вызывать  к  себе солдат. С каждым отдельно проводили разъяснительную беседу. Объясняли ему все минусы пребывания на посту комсорга такого человека, как я. Выйдя из ленинской комнаты после этой беседы, Малой, случайно услышал, как Генерал сказал Капитану: «Вы понимаете, что если они сейчас опять за него проголосуют, то мы ничего уже не сможем сделать?». Не знаю, где они вообще взяли такие правила, на основании которых можно было три раза голосовать за одно и тоже.

Но опасения Генерала, на этот раз, не подтвердились. С перевесом в один голос, на должность комсорга был избран Проша.

Как вы успели заметить, это лето было очень насыщено событиями. Но и ему, как и всему на земле, пришёл конец:

 И вот - на календаре 28-е августа, и мы снова в самоходе в Товсте. Во дворе Машиного дома какое-то веселье и много народу.  Как выяснилось позже, это был день рождения Маши. Ей исполнялось 18 лет. Мы стояли на улице, когда Маша подошла ко мне, и попросила прогуляться с ней до трассы. Село Товсте расположено на повороте с трассы Тернополь – Гусятин. Машин дом был крайний, и от него до трассы метров пятьсот. Мы потихоньку пошли, и Маша взяла меня за руку. Была удивительно тёплая и приветливая ночь. Справа от нас был какой-то пруд.  Автомобилей  по этой трассе ночью ездит очень мало. Шум веселья остался позади. Мы шли и разговаривали в тишине. Точнее, говорила одна Маша. А я просто слушал и улыбался. Мне уже давно стало казаться, что я ей нравлюсь, и это не могло не нравиться мне.

Маша сказала мне тогда, что она уезжает из села через два дня. Что она поступила в Тернополе в педагогический институт (на факультет Русского языка) и жить теперь будет там, в общежитии. В селе будет появляться редко. А то и вообще не будет появляться, и больше я её могу и не увидеть. Сказав это, она положила мне в карман маленький листочек, на котором был написан Тернопольский адрес того самого общежития, и номер её будущей комнаты.  

- Если вдруг окажешься в Тернополе, то вот мой адрес - сказала мне Маша.

Не знаю, каким образом я мог оказаться в Тернополе? Как Маша себе это представляла? Но записку с адресом она подготовила заранее, что бы дать её мне. После чего она отстегнула от своёй кофточки маленькую булавочку, и прицепила её мне на китель.

- Вот, пусть у тебя будет. Не снимай, пожалуйста - сказала она.

Когда мы вернулись к Машиному дому, то к нам подошёл молодой парень, по имени Андрей. Теперь уже он попросил меня с ним отойти и сказал, что очень любит Машу, и собирается на ней жениться, и  что бы я больше не гулял с ней и не уединялся. Он очень вежливо, безо всяких наездов и угроз, попросил меня об этом. И я почувствовал, что, наверное, ему надо уступить. У меня же ни было никаких серьёзных намерений, по отношению к Маше, и я ответил:

- Да, конечно,  Андрей. Я просто не знал, что у вас такие отношения. Больше я не буду с ней никуда уединяться. Обещаю тебе.

Вскоре мы отправились назад в часть, чтобы успеть к подъёму. На наш, ставший уже родным, полигон.

 

Во сне я вижу часто горы или море

Каюта снится или поезда вагон

А наяву – налево лес, направо поле

Село за полем, а за лесом полигон

 

Я год назад шагнул с родимого порога

И повела меня по службе колея

Сюда забросила армейская дорога

И здесь, в лесу, проходит молодость моя.

 

 

Далее - глава 6 - "Однажды обнялся с огнём"

 

КНИЖКА "Точка Невозврата" - начало

Часть 1 "ПОЛИГОН" - начало

Официальный сайт группы SOZVEZDIE - Вход