|
Глава 15 – «Дембель» (скачать пятнадцатую главу в Word, в zip архиве можно здесь)
Подходил к концу июнь 1989 года, а меня домой всё не отпускали и не отпускали. Про это даже никто и не заикался. Малой смеялся надо мной: - Дима, будешь с нами до осени служить. Машина в Чортков ездила два, а иногда три раза в месяц. Документы, как я уже писал ранее, все хранились там. И когда надо было кого-то уволить на дембель, то капитан не ехал в Чортков только за документами, а привязывал это к какой-нибудь поездке по другим делам. Причём утром (а иногда и накануне вечером) он говорил увольняемому, что бы тот готовился. Вечером того же дня привозил документы. Весь этот вечер и пол ночи счастливчик проставлялся. На утро все с ним прощались, и его отвозили на трассу, до автобусной остановки. А иногда (как в случае с Батей) и до Гримайлова. Эту процедуру я наблюдал, практически без изменений, много раз. Так уходили домой Геша, Челентано, Стёпа Чёрный, Ваня Гроо и весь их призыв. Так мы проводили Батю, Саида, Валеру и Миколу Денисовича. Так ушёл полгода назад Виталик Забара. И точно также, в начале мая покинул полигон Камиль. Исключением явилось только моё увольнение. На календаре было 28-е июня. Оставалось всего два дня, до крайней даты моей возможной демобилизации. - Рамейкис, сегодня поедем с тобой в Чортков. У меня там дела есть – сказал утром на построении Капитан. И они уехали. - Очень странно – думал про себя я – ничего мне не сказали. Неужели же капитан, только ради того, что бы продержать меня подольше, поедет в Чортков еще раз, через два дня? Ведь до конца июня осталось два дня. Но не мог же он поехать за моими документами, ничего мне об этом не сказав. Я же должен собраться. Ведь не совсем рядовое событие – покинуть навсегда место, где прожил почти два года. На всякий случай я всё-таки решил сходить в деревню, и закупиться самогоном. Не мог же я нарушить традицию и не проставиться. И вот иду я по полю, с двумя бутылками, назад в часть. Как вдруг, обернув голову, наблюдаю показавшуюся на краю села машину Ремиса. Я спрятался во ржи, благо она была достаточно высокая, и отчётливо видел, как мимо меня проехали назад Рамейкис и капитан Горбенко. - Очень всё это странно. Так рано они из Чорткова ещё никогда не возвращались – снова подумал я, и ускорил шаг. Самогон я спрятал в деревьях, недалеко от туалета. После чего нарисовался перед взором капитана. Он меня уже искал. - А где ты был? Я ответил что-то невразумительное, но мой ответ уже не очень его интересовал. Он скомандовал срочное построение, и все выстроились на плацу. - Рядовой Судзиловский. - Я. - Вы уволены в запас – громко произнёс капитан и, сделав небольшую паузу, добавил уже тише – где ваши вещи? - В казарме – удивлённо ответил я, не понимая, где же они могут быть ещё. - Собирайтесь и переодевайтесь. Мы вас подождём. Я хочу посмотреть, что там у вас есть, и в чём вы поедите. Я пошёл в казарму. Быстро сложил в маленькую, купленную мной заранее сумочку, все мои умывальные принадлежности и ещё какую-то мелочь. Переоделся в гражданку, так же заранее подготовленную для дембеля. И вышел к строю. - Покажите, что там у вас – поинтересовался капитан. Я дал ему сумку. - А где же форма? Где дембельский альбом? Я точно знаю, что вы его делали. Я решил, что врать нет никакого смысла, и честно сказал: - А они уже давно в Тернополе. - Где? – почти воскликнул капитан. - В Тернополе. У моей знакомой. Я ей их уже давно отвёз. Капитан сделал небольшую паузу и усмехнулся: - И здесь наебал капитана, да? Я не нашёлся, что ответить, и продолжал молчать. - Наебал капитана, Судзиловский? – не унимался Горбенко. - Я пожал плечами и улыбнулся. - Наебал – срезюмировал капитан, и сделав маленькую паузу, обратился к стоявшему рядом Вите Дутчаку - Во сколько последний автобус на Тернополь? Выяснилось, что до последнего автобуса ещё около часа (дело близилось к отбою). - Так. Успеем отвезти – решительно отрезал капитан – старший лейтенант Дутчак, отвезите его с Рамейкисом на последний автобус, посадите и проследите, что бы уехал. Прощайтесь со своими товарищами, Судзиловский. Это был совсем неожиданный поворот событий. Такого не ожидал никто. Капитан не давал мне даже возможности проставиться и нормально попрощаться с армейскими друзьями. Как будто он боялся того же атомного взрыва, которого испугался в начале моей службы командир автороты во Львове. Я обнялся со всеми моими товарищами. Капитан не отходил не на шаг. Но всё же я сумел сказать на ухо Малому, где спрятаны две бутылки с самогоном. - Я вернусь ночью. Подождите меня – сказал я ему. Как и приказал капитан, Витя Дутчак и Ремис отвезли меня на остановку, и посадили на последний автобус в Тернополь. Последний же автобус на Гусятин к тому времени уже прошёл. Об этом я узнал, доехав до Гримайлова, и выйдя там. Но не прошёл ещё последний автобус до Сатанова. От Сатанова до казармы идти очень далеко. Но за то мой путь будет пролегать мимо той красивой клумбы с розами. Я вспомнил о своём желании оборвать её для Маши, и запрыгнул в автобус, идущий на Сатанов. Удивительно приятное чувство – ты можешь ехать туда, куда хочешь, на том, на чём хочешь. И тебе не надо ничего бояться. Не надо успевать к подъёму. За два года я уже отвык от этого, и сейчас ловил неописуемый кайф. Через несколько минут я был уже в Сатанове, и пошёл знакомой мне дорогой к полигону. Когда я был в том самом санатории, у той самой клумбы, то было уже совсем темно. Клумба, казалось, стала ещё красивее, а розы на ней больше. Не лёгкое, скажу я вам, дело было рвать эти розы. Ведь ни ножа ничего другого у меня не было. А стебли у них крепкие и все в шипах. Все руки я исколол себе до крови. Но остановиться и довольствоваться малым я не хотел. Мой прощальный букет должен был быть большим и красивым. Я старался не повредить цветы, и крутящими движениями буквально откручивал их близко от корня. Рядом находился корпус с отдыхающими. В одном номере явно было какое-то веселье, и полупьяная компания периодически выходила на балкон покурить. Тогда я прятался за этой клумбой, прижимаясь почти к самому асфальту, а потом снова продолжал своё дело. «Ну что же ты моим цветам совсем не рада?», как знак доносилась из открытого окна песня всё того же Ласкового Мая. Оборвав почти всю клумбу, я пошёл дальше. Темнота была такая, что не было видно собственных ног. Иногда мне становилось страшно, и даже жутко. Иногда мне казалось, что я сбился с нужного направления. Я несколько раз оступался и падал, поднимая высоко вверх розы, что бы их не сломать. Один раз я поскользнулся и упал в большую грязную лужу. И вот, весь по уши в грязи, я, в конце концов, добрался до вышки. Рембо и Квадратный мирно спали. Я разбудил их, и мы продолжили путь втроём. В казарме мы были около двух или трёх часов ночи. - Подъём! – скомандовал я – пошли мой дембель обмывать! И пока все желающие потихонечку вставали, я постирал в ведре с водой свою одежду, и повесил сушиться. А одеться опять пришлось в технуру. Одна розочка в моём букете надломилась у самой головки. Но мне было жалко каждый цветок, и я решил её спасти. Я привязал в этом месте к стебельку спичку, плотно обмотав место слома нитками. Но так, что бы не пережать цветочек. После чего я аккуратно подрезал стебли, и поставил букет в банку с водой. Малой нашёл припрятанный мною самогон, как я его и просил. Только одна бутылка упала и наполовину пролилась. Так что у нас было не две, а полторы бутылки. Но ведь дело же не в количестве, а в факте. И мы сели обмывать мой дембель. Мы тихо разговаривали, вспоминая эпизоды нашей службы. Проша, как всегда, смеялся. А Лёша всё больше молчал. Но потом он отвёл меня в сторону, и сказал: - Дима, я очень благодарен судьбе за то, что познакомился с тобой. Таких людей я не встречал раньше. Ты сам придумал себе какие-то правила, и пытаешься по ним жить. Мне было очень приятно это слышать. Но я не нашёлся, что ему ответить. А ещё Лёша рассказал мне, что до армии он сидел на игле. И что благодаря службе он с неё спрыгнул. Что из обитателей полигона об этом знал только Рембо. Потому, что он жил с Лёшей больше года на вышке. А именно в этот год Лёшу сильно ломало. - Сейчас уже не ломает – добавил Лёша – но я обещаю тебе, что никогда больше не дотронусь до иглы. Я не просил с Лёши никаких обещаний, но видимо ему нужно было кому-то это пообещать. И этим человеком стал я. Часа в четыре утра в казарму неожиданно пришёл Лысый. - Судзиловский, а я знал, что ты вернёшься! – радостно заявил он с порога – Ну, давай! Наливай! Хороший ты парень, Судзиловский. Я тебе этого раньше не говорил, а сейчас скажу. Хороший ты парень. Настоящий мужик. Я тебя очень уважаю! Наливай! С удовольствием выпью за твой дембель. И мы продолжили уже с Лысым. (Что-то раньше я не слышал от Лысого таких слов в свой адрес.) Где-то за час до подъёма я понял, что мне надо уходить. Я как раз успевал на первый автобус и стал со всеми прощаться. Обнялся я и с Лысым. - Нет, я тебя до остановки довезу – сказал вдруг тот – пойду к капитану. Скажу, что ты здесь. Пусть даёт машину. - Не надо, товарищ старший лейтенант – стали отговаривать его все. - Да капитану сейчас плохо станет, если он узнает, что я здесь – сказал Лысому я. - Нет. Мне по фигу. Я тебя отвезу – решительно сказал Лысый, и пошёл к домику капитана. - Дима, надо уходить – смеясь, посоветовал мне Малой – сейчас он капитана разбудит, я не представляю, что с тем будет. Я переоделся в свою, не до конца высохшую, одежду, ещё раз всех обнял, взял букет и пошёл. Где-то посередине пути до села, Лысый догнал меня на ЗИЛе 157. За рулём был Никита. - Дима, садись! Я взял у капитана машину! Я же сказал, что отвезу тебя! Значит отвезу! Мы доехали до остановки, ещё раз обнялись, и я уехал. В Тернополе я сразу направился в общежитие. Я боялся, что снова не застану там Машу, но она спала на своей кровати. Когда я вошёл, то она приоткрыла глаза и улыбнулась, увидев огромный букет роз. - Это тебе – полушёпотом сказал я и рассыпал букет на её постели. - Спасибо – ответила мне Маша. Я развернулся, и направился в комнату к Гале и Вике. Те тоже очень обрадовались, увидев меня. - Всё. Я отслужил – сообщил им я – поживу я тут у вас дней пять, а потом поеду домой. Не хочется так сразу уезжать. И Вике, и Гале моё решению очень понравилось. Мы чем-то позавтракали и пошли гулять по Тернополю, разговаривая обо всём подряд. Но основная тема нашего разговора была, конечно же, Маша. Я говорил, что мне очень больно отсюда уезжать без неё. Что что-то хорошее ломается, и от этого до слёз обидно. Вернувшись в общежитие, я застал Машу опять там. Она сидела одна в коридоре. Я сел напротив. - Ну, расскажи что-нибудь! – попросил я её. Маша усмехнулась и закурила. Я знал, что она курит, но увидел это своими глазами в первый раз. Картина, скажу я вам, отвратительная. Эх, девочки, девочки! Зачем же вы милые и красивые начинаете курить? Что и кому вы хотите этим показать? Я уже не говорю, о вашем здоровье! Но и выглядит это крайне противно. Я не знаю ни одного мужчины, которому бы это нравилось. К великому сожалению мы уже привыкли к такой картине. Курящие женщины никого не удивляют. К тому же создаётся ощущение, что курят 99% от всего женского населения России, Украины и Белоруссии. Мне кажется, что это национальная катастрофа. И почему вы, милые девушки, так подвержены этому стадному инстинкту? Почему вам не хочется отличаться в лучшую сторону? Если, прочтя эту мою книгу, хотя бы одна из вас бросит эту пагубную и некрасивую привычку, то я буду считать, что написал всё это не зря. Я обращаюсь к Вам с просьбой – милые девушки, не курите!!! Вот и тогда я смотрел на Машу и думал – зачем она это делает? Почему она сейчас здесь курит при мне? Ведь она же знает моё к этому отношение. Что она хочет этим мне показать? Может быть, сделать ещё больнее? Тогда ей это удалось. Но, зачем? Я помнил про своё обещание потушить об неё сигарету. Но у меня в двадцать лет хватило мудрости этого не сделать. Ничего бы я этим не доказал и не добился. Я просто встал, и ушёл. Вечером я лёг спасть на кровать Вики. Галя с Викой сказали, что будут ночевать у подруг, и оставят мне свою комнату. Я уже стал засыпать, когда в дверь вошла Маша. Она была явно очень не спокойна. - Я им покажу потом!!! – сказала она достаточно зло. Из этой фразы я понял, что Галя с Викой каким-то образом подстроили так, что бы Маша легла спать в одной комнате со мной. Не знаю уж, что они ей сказали. Почему она не осталась в своей комнате. Наверное, они легли там сами. Но я чётко почувствовал, что Маша не ожидала меня здесь увидеть. Я сразу всё понял, и произнёс спокойно и тихо: - Ложись спать. Вон, вторая кровать свободна. Маша, как будто, успокоилась и легла на кровать Гали. Мы стали тихо разговаривать о чём-то нейтральном. Как вдруг Маша резко спросила меня: - Ты меня хочешь? И не дожидаясь моего ответа, встала, полностью разделась и легла ко мне под одеяло. Я обнял её. Мысли забурлили в моей голове. Я не скажу, что я её не хотел, но всё происходило совсем не так, как я мечтал. Со мной рядом лежала моя любимая девушка, с которой я планировал связать всю свою жизнь. А сейчас мне предлагалось быстренько трахнуть её на прощание. А с её стороны это вообще носило форму измены незнакомому мне Мише. От осознания этого я даже застонал, уткнувшись лицом в подушку. Маша быстро передумала, резко встала и легла на вторую кровать. - Ну, зачем? – тихо спросил я, почувствовав, что любимое тепло опять от меня ушло – останься. - Нет, не надо – ответила мне Маша – не хочу Мише изменять. А то понравится ещё, и что я тогда буду делать? Это, по-детски нелепое объяснение не показалось мне тогда смешным. Скорее, оно показалось мне обидным. - Ты просто полежи со мной. Мне ничего другого и не надо – ещё раз попросил я. Но Маша опять ответила отказом, и я снял вопрос с повестки дня. Мы ещё немного поговорили, после чего уснули. Наутро Маша ушла, и больше в эти дни я её не видел. Хотя очень хотел. Все пять дней со мной рядом были весёлые и неунывающие Вика и Галя. А в субботу в Тернополь приехали Проша и Малой. Их отпустили в увольнение. Они очень удивились, увидев меня там. Посмеявшись над этим, мы пошли все вместе купаться. У меня до сих пор хранятся фотографии, где мы на берегу Тернопольского озера. Их Галя мне позже прислала почтой. Мой дембельский альбом и форму она сохранила в целости. Я решил не рисковать и ехать домой в гражданке, во избежание встреч с патрулём. А когда уже доеду до своего микрорайона, то там переоденусь и пройдусь героем. На вокзал меня пошли провожать и Вика, и Галя. Маше я не смог сообщить время моего поезда, потому что (как я уже написал) её с той ночи и не видел. Но видимо ей сказали об этом Вика с Галей, и минут за пять до отправления (когда мы стояли уже у вагона) она появилась с огромным букетом гладиолусов. - Это тебе - сказала она улыбаясь. Я взял этот букет и прижал его к себе. - Маша, ты помнишь, что ты давала мне свою фотографию? – спросил я – ты просила, что бы я её тебе вернул. Ты уж прости меня, но я её тебе не верну. - Мне будет приятно, если у тебя останется моя фотография – ответила мне Маша. Я достал маленький листочек бумажки, и написал на нём свой московский телефон. - Вот, возьми – протянул я ей его – если вдруг передумаешь, звони. Если тебе понадобиться моя помощь, звони. Если просто захочешь поговорить со мной, звони. Я буду всегда рад. Маша взяла листочек с телефоном, и положила его себе в карман. - У меня к тебе есть одна просьба – сказала она – когда ты запишешь песни, посвящённые мне, то пришли мне кассету. Хорошо? Причём сказала она именно так. Не «если ты их запишешь», а «когда запишешь». Как будто вариант, что я вообще никогда их не запишу, был исключён. Конечно же, я пообещал, что обязательно пришлю ей такую кассету. Вика и Галя тоже тепло попрощались со мной. Галя попросила, что бы я их не забывал, и что бы обязательно написал им письмо из Москвы. Пообещав и это сделать тоже, я сел в вагон. Поезд тронулся. Я увозил из Тернополя свои тёплые воспоминания об этом городе, о Гале с Викой, об общежитии пединститута и, конечно же, о Маше. А кроме воспоминаний о ней я увозил ещё её фотографию, приклеенную в дембельский альбом, булавочку, подаренную мне Машей в прошлом августе, и роскошный букет цветов. Я ехал на боковой плацкартной полке. Почти всю дорогу я лежал, положив цветы рядом с собой. Я очень боялся заснуть и помять их, потому спал урывками. Уже в поезде я решил не выбрасывать, а засушить и сохранить этот букет. Я ехал с очень смутным настроением. С одной стороны, я возвращался в родной город, в котором не был два года. К друзьям, к родителям, в родную квартиру. По всему этому я очень сильно соскучился. С другой же стороны, я уезжал от своей любимой, к которой мог уже никогда не вернуться. От этого мне становилось очень тоскливо. Иногда я даже тихонечко плакал в подушку, без слёз. Я, почему-то, разучился лить слёзы. Вот и сейчас я пишу об этом, вспоминаю своё тогдашнее настроение, и на душе опять становиться очень тоскливо.
КНИЖКА "Точка Невозврата" - начало Официальный сайт группы SOZVEZDIE - Вход
|
|||